Юрий Павлович вспоминает: После увольнения в запас в 1983 году вот уже более двадцати лет встречаю первое сентября очередного учебного года в аудитории студентов первого курса Всероссийской академии внешней торговли. В этот день они открывают для себя первую страницу увлекательной книги, которая называется «Моя будущая профессия». Задают много вопросов. И разговор идет, конечно же, о введении в будущую профессию, психотехнологию внешнеторговых сделок. Как подобрать надежного внешнеторгового партнера? В чем своеобразие кросс — культурной психологии в сфере внешней торговли? Как подготовить и успешно провести коммерческие переговоры? Каковы особенности деловой презентации товарной продукции и услуг на рынках международного бизнеса? Все это важно для будущих экономистов международного профиля со знанием иностранных языков. Они это понимают. Но при всем том из года в год повторяется один и тот же вопрос: «Верен ли выбор жизненного пути?» В самой учебной дисциплине ответа на этот вопрос нет, но неизменно отвечаю: «Конечно, верен!» Объясняю, почему, и непроизвольно возвращаюсь в годы юности. Правильный ли выбор был сделан мною, шестнадцатилетним юношей, добровольно ушедшим на флот? Ответ на этот вопрос ищу в своей жизни. Мысли уносят в далекое прошлое... Третий год Великой Отечественной войны. Предприятие, на котором работаю, выпускает военную продукцию. Конвейерная линия. Болванки снарядов движутся непрерывной лентой. Вес каждого снаряда — двадцать восемь килограммов. Мой собственный вес — сорок девять! Вместе с другими подростками протираю снаряды промасленной ветошью и укладываю в артиллерийские ящики. От часа к часу «поросята» становятся «тяжелее». До конца десятичасовой смены еще шесть часов. Наваливается невероятная усталость. Вот уже три месяца без единого выходного. Рядом с нами пожилые женщины. Знаем, что им еще труднее. Делаем вид, что «нам все по плечу». Ведь мы «мужики"! А «мужикам» от роду по пятнадцать — шестнадцать лет. Снаряды, уложенные детскими и старческими руками, как тогда говорили, "с колес" уходят на передовую. Радио приносит новые фронтовые вести. Позади Сталинградская битва. Ожесточенное сражение на Прохоровском поле. Победы радуют. Работавший в соседнем цехе Саша Аристов принес известие: Идет набор в Школу юнг Северного флота. Решение идти на фронт у нас с Сашей созрело уже давно. Помехой был только возраст. И вот удача! Принимают шестнадцатилетних. Необходимые формальности увольнения с завода и получения предписания в военкомате заняли считанные дни. Впереди был переезд в Архангельск, прохождение медицинской и приемной эмиссий, определение будущей военно — морской специальности. Вспоминая именно этот момент выбора своей первой военной специальности, не могу сдержать улыбки. Причина тому более чем своеобразная. Буквально за месяц до Встречи с членами приемной комиссии прочитал книгу Анатолия Беляева «Истребитель ,«Два-Зет». Главный герой книги — летчик. Мощными тепловыми лучами своего истребителя он растапливает льды Арктики и обеспечивает проводку караванов Северным ледовитым путем. Память хранит этот эпизод. И надо же такому произойти! Член приемной комиссии спрашивает: «Так кем же Вы хотели бы стать, юноша, штурманским -или артиллерийским электриком?» Слово «артэлектрик» ассоциируется в памяти со словом «арктический электрик» и эпизодами книги «Истребитель «Два — Зет». Ответ не заставляет себя ждать: «АркТОэлектриком!» И только спустя два — три месяца приходит осознание смысла понятия «артэлектрик». Картины прошлого и настоящего нередко воссоздаются в памяти вместе с судьбами товарищей. На «отлично» сданы экзамены по физике, математике, русскому языку и литературе, спецэлектротехнике. Очередной — <<Шлюпочное дело и морская практика». Старшина смены Иван Жидков дает команду: <<Занять места!» в шестнадцативесельном баркасе. Тема зачета: «Управление шлюпкой под парусом». Совершенно неожиданно для всех на причале появляется начальник Школы. Он занимает место командира баркаса и дает команду: «Весла на воду!» Сразу же после отхода от пирса новая команда: «Рангоут ставить!» «Фок и грот поднять!» Баркас, управляемый командиром, чуть накренившись на правый борт, набирает скорость. Взгляды юнг обращены на человека, сидящего на месте командира шлюпки. Конечно, все мы хорошо уже знали начальника Школы, но чтобы вот так, совсем рядом! Настоящим «морским волком» нельзя не восхищаться. Ладно скроенная фигура. Седые волосы, выбивающиеся из — под флотской фуражки, чуть надвинутой на лоб. Неизменное кожаное пальто. Четкие, хорошо отработанные движения и жесты, самообладание и уверенность. Резко очерченные черты волевого лица. Густые, насупленные брови. И взгляд, как будто пронизывающий каждого. Ветер усиливается. Баркас идет в крутой бейдевинд. Очередная команда: «К повороту!» «Поворот фордевинд!» И тут началось... Разумеется к этому времени все мы уже знали азы теории шлюпочного дела. Знали, что «поворот через фордевинд» — переход парусного судна на другой галс по ветру. Шлюпка при этом повороте, считающемся самым сложным, пересекает линию ветра кормой. В случае плохой подготовки команды все может закончиться весьма плачевно. Как шутят моряки, завершается «оверкилем»— переворотом шлюпки вверх днищем и неизбежным «холодным душем» для всей команды. Шкоты, при помощи которых управляют парусами, неожиданно вырываются из рук, и огромный грот, срывая бескозырки со стриженых голов юных моряков, перебрасывается на другой борт. Баркас резко кренится. Но страха нет. На корме один из самых опытных мореходов. Он — олицетворение уверенности, спокойствия и высочайшего профессионализма. Неуловимо быстрым движением руки капитан первого ранга подхватывает рвущиеся на ветру шкоты грота и «усмиряет» его. Ветер наполняет паруса. Баркас, управляемый профессионалом и шестнадцатью юными моряками, неторопливо завершает заданный поворот и ложится на новый галс. Юнги горды собой. Еще бы, такой экзамен! И только перед самым выпуском командир смены откровенно признался, что все, что произошло в день сдачи экзамена по морской практике, было результатом тщательно отработанного сценария, задуманного капитаном первого ранга Авраамовым. Мудрый Николай Юрьевич очень хотел, чтобы юнги глубоко осознали: Они сделали в своей жизни крутой поворот, легли на новый галс — тяжелой и почетной службы в Военно — Морском Флоте. Прошло много лет. В сороковые и, особенно, в пятидесятые годы прошлого столетия мне много раз пришлось вспоминать «уроки мужества» Н.Ю. Авраамова. Любовь к гребному и парусному спорту, привитая в Школе юнг, сохранилась на всю жизнь. Многие годы, теперь уже в роли командира яла или баркаса, мне довелось участвовать в дальних шлюпочных походах из Кронштадта в Таллин и Выборг, из Ленинграда в Сталинград, из Севастополя в Ласпи, а также вдоль побережья Берингова пролива. Целеустремленность, жажда самоутверждения и самообладание стали характерными чертами многих юнг. Подтверждение тому — жизнь моих друзей по Школе юнг. Но вернемся к началу нашего рассказа. Смотрю в глаза моих молодых коллег — студентов первого курса Академии — и думаю: Помните ли вы о грозных годах Великой Отечественной? Так уж получилось, что практически ежегодно мне предлагают делать доклады о Дне Победы. Слушатели в зале — студенты первых курсов всех факультетов Академии. Не помню точно, в прошлом или позапрошлом году решился задать очень важный для нас, ветеранов, вопрос. Обратился к залу: «Прошу поднять руки тех, чьи родственники принимали участие в Великой Отечественной войне!» Признаюсь, реакции зала ждал со страхом. В зале почти четыреста человек. Руки подняли практически все! Захватило дух. С трудом, сдерживая волнение, сумел произнести только одну фразу: «Спасибо вам, внуки и внучки, за память о великой Победе и людях, которые ценою жизни выстрадали - нашу свободу!» С 1983 года начался совершенно особый этап моей жизни. Его можно назвать «Театром одного актера», в котором вот уже третье десятилетие разрабатываются сценарии и ставятся «педагогические поэмы» о психологии профессиональной деятельности будущих сотрудников внешнеэкономических организаций. Совсем недавно мне вручили еще одну награду. Теперь уже не за ратный труд, а, как было отмечено в Указе, «за мастерство» преподавательской деятельности. На первый взгляд, это если не парадоксально , то, по крайней мере, удивительно. Но только «на первый». Истина, по моему убеждению, кроется в чертах характера, основа которых закладывалась в Школе юнг и в грозные годы Великой Отечественной войны. Выбор жизненного пути, сделанный в шестнадцать лет, оказался, может быть, единственно правильным. Уроки Школы юнг врезались в память, стали, если хотите, путеводителем «по каменистым тропам» еще одной новой области знаний. Все, о чем пойдет речь далее — моя исповедь. Не боюсь столь обязывающего мудрого слова. Это исповедь старого человека, поверившего в потрясающую значимость педагогического труда. Пишу эти строки и представляю себе самую обычную картину. Вхожу в аудиторию. Закрываю дверь. Вновь, как уже много раз, остаюсь «один на один» с аудиторией. Студенты поднимаются. Здороваюсь. Прошу занять рабочие места. Начинаю очередную лекцию. Уже в первые десять — пятнадцать минут начинаю осознавать, удастся или не получится сегодняшняя лекция. Мысленно «включаю зеленый свет» вхождению во взаимодействие с аудиторией. Пусть все, что говорится сегодня, давно известно преподавателю, но он еще и еще раз вместе со студентами входит в мир неведомого. Преподаватель не проповедует научные истины — он открывает их, может быть, уже много-много раз. С той лишь разницей, что сегодня вместе со студентами другого курса. Много раз убеждался: что если буквально в последние минуты перед входом в аудиторию я сумел «принять психологический душ» полного переключения на тему и предстоящее взаимодействие с аудиторией, то становлюсь, без преувеличения, волшебником, виртуозом. Мне по силам делать сообщение «безразмерным», включающим в себя комплекс вопросов, особо значимых и для меня, и для студентов. Прошу поверить, все изложенное — признание, производное от опыта. Не знаю, как долго позволит мне судьба продолжать вместе со студентами карабкаться по каменистым тропам их будущей профессиональной деятельности. Время покажет. Но должен признаться. Если моей первой большой профессиональной любовью был флот, то второй, не менее слабой, стала педагогическая деятельность. Может быть, между ними есть что — то общее? Думаю — «Да»!