В 1942 году на острове Большой Соловецкий в Белом море было создано уникальное учебное заведение — Соловецкая школа юнг. Туда принимали ребят комсомольского возраста, 15-16 лет. Набор был организован в 10 регионах бывшего Советского Союза. Из Куйбышевской области в школу юнг отправились более 700 добровольцев. Одним из них был Геннадий Сачков. — Геннадий Алексеевич, вы коренной самарец? — Да. Я родился и провел первые годы жизни в центре города, на улице Самарской. В 1930 году моя семья переехала в Зубчаниновку. Родители работали на железнодорожно-ремонтном заводе, который находился на Безымянке. Тогда всех сотрудников предприятия старались селить поближе к производству. Зубчаниновка была поселком железнодорожников. В школу я пошел уже здесь. — Сколько вам было лет, когда началась война? — 15. Мне, как и всем мальчишкам, ужасно хотелось на передовую. Директор нашей школы Михаил Емельянович Бушманов в первые дни войны добровольцем ушел на фронт и вскоре погиб. Это усилило наше желание бороться с немецкими захватчиками. Конечно, первым делом мы с друзьями пришли в военкомат. Но там с нами даже разговаривать не стали, отправили по домам. Тогда мы принялись искать другие пути. Вскоре выяснили, что райком комсомола набирает ребят нашего возраста для отправки на Соловецкие острова — обучаться военно-морскому делу. Решили, что это наш шанс. — Вы были комсомольцем? — Нет, но это не ставили обязательным условием. Главное было подходить по возрасту, здоровью, моральным качествам. Каждому кандидату предстояло пройти мандатную комиссию: огромное внимание уделяли происхождению, отсутствию темных пятен в биографии. Все же школа военная, нельзя было брать непроверенных людей. Также мы проходили медицинскую комиссию. А еще непременно нужно было письменное согласие родителей. — Ваши родители дали его? Не страшно им было отправлять воевать 15-летнего подростка, можно сказать, еще ребенка? — Да какой же это ребенок — 15 лет? Будучи в седьмом классе, мы уже умели собирать и разбирать винтовку, стрелять, многое знали из теории военного дела. Нас этому учили на уроках по начальной военной подготовке. Мы являлись уже наполовину готовыми солдатами. Поэтому родители, несмотря на то, что я был их единственным сыном, без лишних слов дали свое согласие. Кроме того, я ведь не со школьной скамьи ушел в юнги, успел и на заводе поработать. — Одновременно с учебой в школе? — Нет, вместо нее. Я окончил семь классов. Начал учиться в восьмом. А в январе 1942 года почти все парни из нашего класса ушли работать на авиационный завод №1. Страна нуждалась в рабочих руках. Считалось, что мы уже почти взрослые, образованные, поэтому нас быстро обучили токарному делу и поставили к станкам. Через три месяца я и мой друг получили третий разряд. После этого нас отправили на завод имени Фрунзе, который тогда только разворачивался, токари там были очень нужны. А в августе того же 1942-го мы уже отправились в школу юнг. — Как выглядело это заведение в самом начале? — Как таковой школы юнг на Соловецких островах изначально не было. Она существовала только на бумаге. Там было два здания, кирпичное и деревянное — все, что осталось от разрушенного монастыря. В них разместили офицеров, а для нас поставили палатки. Они были однослойные и почти не держали тепло. Зима на Соловках начинается раньше, чем у нас, в сентябре там уже достаточно холодно. Мы настелили в палатках сосновые и еловые лапы, кинули на них одеяла. Матрасы набивали сухими водорослями. Спали одетыми, вповалку — так теплее. Укрывались шинелями. Палатки обогревали буржуйками, но толку от них было мало. Пока такая печка горит — тепло, перестали в нее дрова подкидывать — сразу же холодно. Приходилось постоянно за ней следить. А бывало, ночью просыпаешься, смотришь вверх и почему-то видишь звезды. Оказывается, дежурный заснул, палатка вокруг трубы обуглилась. — Как же вы зимовали? — Нам поставили задачу к зиме обустроить для себя жилье. Но и учебу откладывать было нельзя. Поэтому мы одновременно познавали азы военно-морских наук и строили землянки. Вырывали котлован, в нем из бревен выкладывали стены. Дерево заготавливали сами, благо лес рядом. Также мы построили столовую и учебные классы. — В школе юнг обучали нескольким специальностям. Какую выбрали вы? — Я решил стать радистом. Это был не случайный выбор. Радио я интересовался всегда, сколько себя помню, и в дальнейшем оно стало моей профессией. В школе юнг в радисты брали не всех, проверяли годность по слуху. Того, кто проверку не проходил, отправляли учиться на боцмана, рулевого или моториста. — Кем были ваши товарищи по учебе? — Из зубчаниновской школы нас было трое: я и два мои друга — Саша Косырев и Валера Шевченко, они учились на боцманов. Мы с самого начала держались вместе: и на завод вместе ушли, и в военкомат ходили, и в райком комсомола потом. А вообще ребята в школе юнг были разные. В том числе и уже понюхавшие пороха. Кто-то прибыл с оккупированной территории, их мандатная комиссия отбирала особенно тщательно. Двое прежде воевали в партизанских отрядах, уже имели награды — ордена. Как и нам, им было тогда по 15-16 лет. — Все ребята были надежные? — Несмотря на жесткий отбор, который мы проходили, в наши ряды затесался диверсант. Сначала он записался в группу, где готовили боцманов, а потом вдруг резко захотел стать радистом и этим обратил на себя внимание. Парень и внешне отличался от нас, был намного крупнее и солиднее, явно старше остальных. Даже мы, пацаны, обращали на это внимание. Его забрали ночью. Вскоре обнаружили в лесу, в том месте, на которое он указал, спрятанную радиостанцию. Больше мы его, конечно, не видели. — Как долго вы обучались в школе юнг? — Один год. Мы слышали, что изначально программа была рассчитана на два, но война ускорила процесс обучения, страна нуждалась в специалистах. — Какое звание вам присваивали после окончания обучения? — Мы были юнгами, пока не придет призывной возраст. Случалось, что во время службы по ходатайству командира судна звание матроса или старшины присваивали раньше. Но такое бывало нечасто. Мне звание краснофлотца присвоили в конце 1945-го. Оно приравнивалось к матросу. — Как распределяли юнг после окончания школы? — Сначала нас направляли в полуэкипаж — береговую воинскую часть, откуда специалистов распределяли на корабли. Радистов было много, в одном нашем наборе целая рота, 250 человек. Кого-то забрали служить на корабли, кто-то остался на береговых радиостанциях, на постах СНИС — службы наблюдения и связи. Из Полярного полуэкипажа меня отправили в ОВР — охрану водного района. Это организация в составе военно-морской базы, цель которой — защищать основные силы флота от действий противника со стороны моря. К данной службе как раз относились и посты СНИС. Наш был расположен на острове Кильдин. Там я служил с 1943-го по 1945 год. Постоянно писал рапорты, просился на фронт. Ответ был всегда один: «Ты нужен здесь». — Так и не удалось по морю походить? — В конце 1945 года, уже после победы, меня направили в отдельный отряд десантных судов. Наш танконосец мог взять на палубу три Т-34. Его готовили к переходу на Дальний Восток, для участия в боях с Японией. Но отправить нас не успели, война закончилась очень быстро, никто такого не ожидал. Я служил на этом танконосце на Северном флоте еще пять лет. — После демобилизации вернулись в Куйбышев? — Конечно. В тот же дом, откуда уходил, где и по сей день живу. Радиодело я любил всегда, специальностью владел хорошо, поэтому всю жизнь проработал радиотехником. Сейчас на пенсии, в кругу семьи. У меня есть правнучка и даже праправнучка.