Работал на заводе «Борец» токарем и, когда сказал, что поступаю в Школу юнг, начальник цеха приказал никаких документов мне не давать: «Будешь работать до Победы...» Поэтому пришлось самовольно, не уволившись, прийти на призывной пункт с путевкой Свердловского райкома комсомола на Переяславскую улицу, где был сборный пункт будущих юнг Москвы, и там ждать отправки в Архангельск. Три дня мы ждали, когда все соберутся, и, наконец, закинув за плечи вещмешок со скудными харчишками, двинулись на Ярославский вокзал. Нас погрузили в теплушки, и двинулись мы на Север, на неведомые Соловецкие острова. В теплушке все перезнакомились и дружно ехали до самого Архангельска. Там нас вымыли, остригли, еще раз устроили медкомиссию, переодели в морскую форму, только ленточек на бескозырках не было. Потом погрузили нас на тральщик, весь пропахший рыбой. В море вышли вечером, расположились на палубе, море было тихое, качки не ощущали, только волны плескались о борт да тихо стучал дизель. Утром подошли к Соловецким островам. Словно в сказке, вырос из воды Соловецкий Кремль, и мы стали сходить на берег. Здесь сделали перекличку и разделили нас на две партии. Первая партия осталась для учебы в Кремле, а вторая направилась в Савватьево, где находились землянки трех рот (1 — я рота — рулевые, 2 — я рота — радисты и 3 — я рота боцманы). Я был направлен в 1 — ю роту рулевых. Нас встретил красивый высокий старший лейтенант — командир роты Кравченко. Командир нашей смены старшина второй статьи Корчемаха Алексей Николаевич нам очень понравился: стройный, подтянутый, пуговицы шинели, бляха ремня горели огнем, брюки наглажены так, что, кажется, можно обрезаться. Это был старый морской волк — пример для нас. Командир смены привел нас в кубрик (землянку), где показал места на двухъярусных деревянных койках. Наутро пошли на берег моря и набили свои матрацы морской травой — сухой, мягкой, пахнущей морем. Уложили матрацы на койках, заправили, и сразу изменился общий вид кубрика, стал он обжитым, родным. Избрали меня помощником командира смены. В смене было 25 человек, все из разных мест, со своим говором, своими манерами. Первое время все были насторожены, приглядывались друг к другу, а вскоре : cтали другими — ближе, доступнее, готовыми прийти на помощь. Учебный курс я окончил на одни пятерки. А это давало право выбрать флот, где продолжать службу. Я выбрал Черноморский флот. Мне посчастливилось попасть во 2 — й этдельный Варненский дивизион больших охотников, где прослужил три года. Cвой первый выход в море запомнил надолго, испытал что такое неспокойное море. Наш дивизион перебазировали в Одессу. Однажды приказали выйти в Констанцу. Так впервые увидел «заграницу». Пришел приказ срочно следовать в район Босфора для встречи таких — то кораблей. А море разыгралось не на шутку, и к приходу в точку рандеву шторм был 8 — 9 баллов. Наконец показались огни, и в темноте обозначились два огромных корабля — это были «Трансильвания» и «Бессарабия», румынские теплоходы, которые по Декларации передавались нам. Шторм не утихал, и наш БО то подбрасывало вверх и мы видели верхнюю палубу теплоходов, то бросало вниз, и порой можно было видеть их винты. Нас кидало так, что казалось: ну все, больше не увидим берега! Так всю ночь шли в Одессу. А когда пришли в порт, то все вокруг качалось — и причал, и маяк, а нас вывернуло наиизнанку. На другой день разглядывали эти, как мы думали, самые большие корабли. Вскоре их перекрасили, привели в порядок, и все увидели на Черном море два красивых лайнера — «Украина» и «Белоруссия». Так они стали называться. Служба шла хорошо, экипаж дружный, никакой дедовщины и в помине не было. У многих срок службы кончился в 1941 году, а тут война, и пришлось им служить еще почти 5 лет. А мы, салаги, учились у них, перенимали все хорошее. На охотнике было трое юнг. Я — рулевой — сигнальщик, Валерий Давыдов — радист, Михаил Шохин — моторист. В море выходили часто: то встречали американские «Либерти», шедшие к нам с грузами помощи, то сопровождали катерные тральщики при тралении Каркинеского залива (мин там было много, недаром его звали «суп с клецками»). В апреле 1945 года наш корабль получил приказ срочно выйти в море и идти в район Ялты. Потом мы узнали, что там была знаменитая Ялтинская конференция. А у нас стояла новенькая английская акустическая установка, и вместе с американскими кораблями мы охраняли Ялтинский район. Потом снова Одесса, повседневная морская служба. Демобилизовался в 1947 году по болезни. Приехал в Москву и через несколько месяцев устроился на завод «Знамя Революции». В гражданскую жизнь вошел трудно. Женился, а жилья фактически не было — комната 11 квадратных метров, где жили 5 человек. Вскоре родился сын. Я учился в школе рабочей молодежи, закончил 9 классов, но от дальнейшей учебы пришлось отказаться — сдавало здоровье: сердце, суставы. Только через десять лет, в 1957 году, от завода дали 14 — метровую комнату, и мы стали наконец — то самостоятельными. Агитировали вступить в партию. Но я поссорился с парторгом, который предложил: «Подпишись на заем в полуторном размере заработка, и все будет нормально, примем в партию», а когда я отказался, он обругал меня «плохим патриотом». Вот это замечание меня и взбесило, и я порвал заявление о приеме в партию и наговорил ему грубостей. В 1964 году узнал, что в Зеленограде при поступлении на работу дают отдельную квартиру. Поехал туда и вскоре был принят, так как я к этому времени овладел редкой профессией резьбошлифовщика. Работа эта мне очень нравилась, я стал высококвалифицированным специалистом. Производство расширялось, у меня появились ученики, а моя фотография не сходила с «Доски почета». Часто премировали, присвоили звание «Лучший резьбошлифовщик Министерства электронной промышленности», а вот к правительственной награде не представили — не был членом партии. Снова прямо говорили: вступай в партию и через год получишь орден. Но это не по мне. На заводе «Элион» я проработал 30 лет, до ухода на пенсию. С женой мы живем пятьдесят пятый год, у нас один сын. Он сам уже стал дедушкой, а нас сделал прадедушкой и прабабушкой. Часто вспоминаю нашу Школу юнг. Пока был жив комиссар С.С.Шахов, встречались с ним. Переписываюсь с другими юнгами; когда они бывают в Москве, заходят в гости и, конечно, за столом делимся воспоминаниями. Часто вспоминаю своего командира Вениамина Боровицкого — старшину первой статьи, много мне помогавшего. С Валерием Давыдовым дружим до сих пор. Он живет в Кировской области. Школа юнг дала мне много хорошего, что отразилось на всей жизни: говорю правду в глаза, не терплю подхалимаж, очковтирательство, прихожу на помощь другу.